Окно в понедельник и другие неожиданно будничные мысли Александра Сушкова

Сушков крутой. Он, безусловно, одаренный художник. И — редкий случай — успешный прямо сейчас. Он и думать не собирался вступать в Союз художников. Рассчитывает только на свои силы. Поговорку про то, что «художника обидеть может каждый», считает полнейшей чушью. По большому счету равнодушен к славе. Не считает свое искусство чем-то очень серьезным. Более того, полагает, что там, где начинается серьезность, искусство заканчивается. Терпеть не может

пояснять свои работы. «Ищите смысл сами, — говорит. — Я его туда не особо вкладывал». Хотя некоторые названия — например, «Окно в понедельник», «Шлягер сезона», «Второй слой» заставляют сомневаться в этом. Впрочем, уже следующие опять меняют вектор мыслей. Оказалось, особо понравившаяся мне картина называется «Небесные лошадки». О’кей.

Его работы очень хорошо и дорого продаются. Персональные выставки проходят по всему миру. Он мог миллион раз уже переехать в Германию, Нидерланды или Испанию. Но выбрал Гомель. И благополучно живет и работает здесь. Этот материал планировался как интервью. Но после расшифровки диктофонных записей не поднялась рука портить ответы Александра Сушкова своими вопросами. Так что вам предлагаются в чистом виде мысли художника, я не побоюсь этого слова, мирового уровня и очень своеобразного мировоззрения.

Все художники писали летающих людей. И я  писал. И до меня. И до Шагала тоже. Это вообще штамп, можно сказать.

А. Сушков.

Учился я в Москве и можно было там тормознуться. И на Западе я поначалу себя хорошо чувствовал. Но там же скучно. Жил три месяца в Голландии. Был свой дом, краски, мольберт, попытки творить. Потом нашлись ключи от сарая 17-го века с целой горой велосипедов внутри. Я выбрал самый классный. Накачал шины. И что же я делал по утрам? Выезжал в магазин. Покупал Moscow News, «Столичную» водку. И огурцы. Другой, другой там менталитет. Если досконально знать язык, иметь определенный круг людей для общения, да еще если тебе при этом 18 — 20, то может и сумеешь обжиться в этой среде. Мне не удалось. Мне нравится Беларусь.

Правда, то, что происходит здесь на улицах, раздражает временами. Я имею в виду все эти скульптурки — это не то что безвкусица, это взращивание отвратительного вкуса. Но, в общем, я люблю этот город. Здесь природа красивая, нормальные условия. К тому же есть еще семейные вещи. Родители, которым нужно помогать. Жизнь банальна. Я человек ответственный.

В Германии у меня однажды украли выставку. 12 лучших работ. Менеджер их не застраховал. Это меня на 5 лет, можно сказать, отодвинуло. То же самое происходит у нас. Звонок: «Вы хотите участвовать в выставке в Минске?» Нет, не хочу. Мне неинтересно — это первое. Второе — застрахуйте картины. Потому что несколько раз уже было такое. Работы

возвращаются с дырами, с разломанными рамами. Они стоят, допустим, по пять тысяч долларов. Мне потом дыры латать? Это несерьезно.

Вообще отношение к художникам у нас как к людям, которые обязаны что-то где-то выставить. Что за ерунда? Никому я ничего не обязан. Меня просить должны о такой услуге. Сделайте рекламу, покажите работы людям, достойно представьте, потом запакуйте и доставьте художнику домой. Так во всем цивилизованном мире и делают. У нас другая система и другое отношение. Так зачем мне надо выставляться? У меня и так купят работу. А к славе я не стремлюсь. Мне не надо, чтобы мои картины увидело как можно большее количество людей. Мне это безразлично. Кому надо, тот увидит. В жизни ведь как всё происходит: ты всегда прочитаешь нужную книгу, например. Она тебе попадется. И с искусством в целом так же.

Я занимаюсь до сих пор дизайном, проектированием интерьера. Интересные объекты делаю, и в этих же объектах потом часто живут мои картины. Их в год пишу около 20. Купят 3 — 4,  этого уже достаточно, чтобы, скажем так, приобрести себе еще один альбом для фотографий.

Мне приходилось делать повторы своих работ. Есть ситуации, когда люди просто очень настойчиво просят об этом. Думаю, все художники этим занимаются. Если знаешь, что твоя работа будет достойно оценена и помещена в нормальное пространство, почему бы это не сделать?

Были у меня вещи, с которыми очень не хотелось расставаться. И сегодня я жалею, что их отдал. Но пришлось. Жизнь заставила. Деньги нужны были. «Образ» например. Эту картину купил очень серьезный человек. Магнат. Уровня руководителей «Газпрома» или ЛУКОЙЛа. Да много картин таких. Но некоторые еще остались у меня и продавать их не хочется пока. «Тир», например.

В основном в наших широтах покупают банальное: пейзажи, цветы. Такое всё убогенькое и понятненькое. Действительно творческое, близкое к абстрактному направлению, в общем, более свободное искусство, совершенно не востребовано. Редкие люди его понимают и приобретают. Даже странно. Все-таки славянская культура очень мощная, но вот во всем, что касается изобразительного искусства, есть недоразвитость некая. Прежде всего имею в виду восприимчивость аудитории.

В Гомеле было всего четыре мои персональные выставки. Самая интересная — в 1994 году. Она потом поехала по Европе. Тогда уже не было цензуры — перестройка и всё такое. И я мог выставить всё, что считал нужным. К тому же до этого момента у меня была редкая возможность собрать экспозицию картина к картине, суммировать написанное за 5 — 6 лет. В дальнейшем сделать это было крайне сложно.

Потому что, как правило, лучшие картины покупались. Так что эта выставка единственная, которой я доволен — по наполненности. 50 работ на ней было представлено. «Тир» — как раз того периода картина. А самая первая выставка персональная прошла в 1982 или 1983 году. Мое искусство тогда здесь не принималось. Правда, не могу сказать, что и к 2012 году оно больше понимания в Гомеле нашло. Как будто здесь жил. Как будто нет. Я вообще делаю только персональные выставки. Самая недавняя прошла в США. В Хьюстоне.

На Западе художник вхож в любой дом. Просто потому, что ты художник. Это статус, действительно. Ты можешь быть шутом гороховым и оборванцем, но если ты понравился — двери открыты везде и любое общество тебя принимает.

Но там есть очень много «дутого» искусства. Америка чем занимается? Вот, например, ты их заинтересуешь. Они возьмут и сделают из тебя суперзвезду. В пять минут. Притом раздуют так твою значимость, что на первую же выставку придет огромная масса людей и все скажут: «Вау! И правда гениально. Как мы раньше этого не замечали?». И так можно раскрутить любого человека.

Символ современного американского искусства Джексон Поллок хоть и неплох, но переоценен. У него искусство все же, так сказать, шаманское, левое чуть-чуть. А вот у Марка Ротко уже серьезная эстетика. Прежде всего это большие очень форматы. Цвет акварельно-прозрачный. Материальность примерно такая, как пыльца на цветке или на бабочке. Определенная энергетика. Эта кажущаяся простота на самом деле очень сложно достижима. Два-три пятна цветовых, но как они смотрятся. Видел выставку Ротко в мюнхенской пинакотеке современного искусства. Два зала без окон и дверей, пол, потолок и стены темно-фиолетового, почти черного цвета. В зале работ по 5 — 6. И под каждую — сумасшедшая подсветка. Они воспринимаются просто потрясающе.

Мы вообще мало знаем современное искусство. Отрывками. Никакой логической картины выстроить не сможем. На Западе, который в этом плане считается более продвинутым, это искусство вобрало в себя и живопись, и графику, и кино, и музыку, и все что угодно — это нечто концептуальное, очень сложное и имеет огромное количество всяких направлений. И живопись там не всегда картина. Боди-арт тоже живопись. Или там дом можно взбитыми сливками расписать. Современное искусство не вечно. Оно может существовать и пять минут. Много всякой чуши, не спорю. Но у нас вообще присутствие современного искусства не чувствуется. А там уже в городе, в предметах, в быту оно начинает жить. У нас все к стилю определенному стремятся. А на самом деле стилей уже нет. Существует эклектика. И в головах то же самое происходит.

В моей голове очень много всего. У меня разброс в идеях потрясающий совершенно, и если мне попытаться воплотить то, что я имею в набросках и записях, мне понадобится 20 подмастерьев, причем талантливых. А что? Так раньше и делали. Художник ходил и поправлял их только. Иными словами, есть чисто технические вещи, которые желательно чтобы кто-то исполнял. Зачем я должен заниматься этим сам? Я сделал главное: всё придумал. Художник — это прежде всего мозги. И эстетика.

В современном искусстве для художника важны чувство формата, чувство материала и количество заплаченных за это денег. Какой смысл делать большие вещи и складывать их в какой-то сарай? Матисс был совершенно непризнанным человеком, гонимым, можно сказать, но его поддержали русские меценаты, и деньги сделали серьезную трансформацию.

Деньги — фундамент современного искусства. Кстати, есть целое направление в поп-арте: нарисованные гигантские денежные знаки. Масса художников этим занимается.

На сегодняшний день все является предметом искусства. Абсолютно всё. Просто есть настоящие художники, а есть не совсем. А еще есть люди, которые возле искусства крутятся и могут продать все что угодно. Нам их сейчас не хватает.

Вообще искусство — это несерьезно. И в нем нужно быть ребенком. Нельзя думать, что твое дело очень важно. Это игра.

Все свои идеи и задумки, как только они приходят в голову, надо …нет, не записывать, а немедленно претворять в жизнь. Знали бы вы, сколько моих записанных идей осталось нереализованными. Отложил — можешь забыть. Жить нужно прямо здесь и сейчас. Порывом и моментом.

Увидеть некоторые работы Александра Сушкова можно здесь