Роман Ф. Кафки «Америка»: путешествие в вымышленном пространстве.

Часть вторая.

       Итак, мы оставили Карла Росмана в доме банкира Полландера в ожидании. И вот, наконец,

наступила полночь. Карл распечатывает письмо от дядюшки и узнаёт, что больше не может жить у него по причинам, которые я Вам раскрывать не стану, но которые возможны только в мире абсурда Кафки.

       Герой снова оказывается один и снова отправляется на поиски счастья. В следующей главе завершается переход от условно исторического пространства и времени Америки конца XIX – начала XX века к абстрактному кафковскому: город, который с известными оговорками можно назвать Нью-Йорком, сменяется вымышленным Рамзесом.

Как писал исследователь К. Хезельхаус, «мы должны искать настоящий центр кафковского художественного мира на рубеже реальности и ирреальности». Этому совету мы и будем следовать.

По пути в Рамзес Карл останавливается в небольшом придорожном трактире, что символизирует начало нового этапа в жизни героя.

Как и особняк Полландера, помещения трактира тонут в непроглядном мраке, здесь даже полноценного окна нет, что вызывает ассоциации с тюремной камерой, и в итоге подчеркивает враждебность данного пространства по отношению к герою.

Здесь Карл знакомится с Деламаршем и Робинсоном, двумя бродягами, которые сначала кажутся вполне безобидными, их даже хочется пожалеть. Тем не менее, Карл сразу решает, что их нужно

опасаться, причем Деламарша больше, чем Робинсона. Опасения Карла, действительно, оправдаются, но пока, не считаясь с ними, герой вместе с новыми знакомыми отправляется на поиски работы в Баттерфорд.

Города с таким или похожим названием нет ни в окрестностях Нью-Йорка, ни на карте Америки вообще. Америка, которую видит Карл, двигаясь в глубь материка, сильно отличается от той, с которой он был знаком до сих пор: «По сторонам дороги тянулись сиротливые, плохо возделанные поля, обтекая мрачные острова огромных фабрик, черневших на фоне летней зелени копотью стен и труб. То тут, то там, разбросанные как попало, возвышались многоэтажные жилые казармы, в их бесчисленных окнах прихотливой игрой движения и света пестрела и подрагивала просыпающаяся утренняя жизнь, на утлые, хлипкие балкончики уже высыпали женщины и дети, а вокруг них, то открывая, то скрадывая их крохотные фигурки, то взбучиваясь, то опадая, колыхалось под порывами утреннего ветра развешанное или просто разложенное на перилах белье».

Многое здесь напоминает Карлу родину, а внимательному читателю другой роман Кафки – «Процесс». Многоэтажные густонаселенные дома, сохнущее белье, нищета и царящее повсюду унылое настроение роднят романную Америку с романной Европой Кафки и являются частью единого художественного пространства его произведений, в котором блуждают потерянные герои. Карл верит, что ещё может вернуться домой, поэтому так не хочет удаляться от побережья, от океана, однако непреодолимые иррациональные силы продолжают тянуть его за собой, не оставляя на возвращение

ни малейшей надежды.

Поднимаясь в гору, Карл и его попутчики видят Нью-Йорк, описание которого позволяет сделать несколько интересных наблюдений над соотношением реального и выдуманного в «Америке»: «Мост, соединявший Нью-Йорк с Бруклином, тоненькой ниточкой протянулся над Ист-Ривер, и, если сощурить глаза, казалось, будто ниточка подрагивает. Ни людей, ни движения на мосту не было видно, а полоса воды под ним поблескивала безжизненной гладью. Оба огромных города казались отсюда мертвыми, бессмысленными нагромождениями. Между зданиями, большими и поменьше, не угадывалось иных, кроме величины, видимых различий».

До 1898 года Бруклин и Нью-Йорк действительно были разными городами, следовательно, можно предположить, что описываемые в романе события разворачиваются не позже 1898 года, и не раньше 1886, когда состоялось открытие Статуи Свободы.  Но в таком случае, откуда на улицах самого Нью-Йорка и его пригородов такое количество машин? Ведь Готлиб Даймлер и Карл Бенц – первые изобретатели автомобиля – запатентовали свои изобретения только в 1885 и 1886 гг. соответственно, и поначалу автомобили были обыкновенными каретами и колясками, только без вожжей и оглоблей и с бензиновым двигателем вместо лошадей.

Кажется невероятной и описанная Кафкой пустота моста. До образования «Большого Нью-Йорка»

Бруклин был третьим по численности городом Америки после самого Нью-Йорка и Чикаго. Манхэттен (один из районов Нью-Йорка) и Бруклин соединяют три моста – Бруклинский, Манхэттенский и  Вильямсбургский. Первый из них, Бруклинский, открылся 24 мая 1883 года, и в тот же день по нему с одной стороны на другую переправилось около 1800 транспортных средств и 150 000 человек. И это ещё до изобретения автомобилей!

Выдуманная пустота огромных, как пишет и сам Кафка, городов, является важной характеристикой пространства романа. Америка для Карла не является родиной, о которой он только что тосковал и частичку которой увидел в нетипичном американском пейзаже. Не случайно эти два описания даются одно за другим. Первый – далеко не жизнерадостный, второй – совсем безжизненный, на первом – спрятавшиеся в своей скорлупе люди, на втором только пустота. Карл видит перед собой мертвые города,  где не стоит искать спасения и пытаться найти свой путь.

По дороге в город с вполне американским названием Баттерфорд Карл и его спутники останавливаются неподалеку от отеля «Оксиденталь», получившего своё имя по району в испанской провинции Кантабрия. А глава, в которой это происходит, называется «Пешком в Рамзес» и невольно отсылает нас к египетской цивилизации. Эта игра с названиями тоже служит цели создания абстрактного мира без границ и ориентиров.

Отель «Оксиденталь» сначала выглядит как захудалый дешевый трактир: в ресторанном зале давка, грязь, духота и табачный дым, кухарка говорит, что у них ночуют все, кому не лень. Но Карл почему-то не хочет приводить сюда своих товарищей, мотивируя это тем, что они поднимут шум в коридорах респектабельного отеля. А в следующей главе «Оксиденталь» действительно предстает во всем великолепии и трудно не поверить Карлу, который говорит, что содержится он в безукоризненной чистоте.

 Это несоответствие можно легко объяснить, вспомнив о существовании многосубъектного повествования. Сначала мы видим отель глазами Кафки как стороннего наблюдателя, но потом точка зрения сменяется и «Оксиденталь» предстает перед нами уже таким, каким он выглядит для главного героя. Почему же захудалая гостиница кажется ему респектабельным отелем? Ответ прост: на тот момент любая, даже самая грязная работа, является для Карла подарком судьбы, а здесь он получает место не просто грузчика или посыльного, а лифтера, что, по его мнению, большой шаг на пути к успеху, и все окружающее начинает казаться ему гораздо более привлекательным и значительным, чем оно есть на самом деле.

Отель «Оксиденталь» поначалу встречает Карла приветливо. Главная кухарка оказывается не просто доброй и отзывчивой женщиной, но и землячкой героя, дает ему работу и устраивает на ночлег.

Однако и здесь герою не удаётся задержаться надолго. Новые абсурдные обстоятельства вынуждают его покинуть отель и вновь окунуться в мир хаоса. В итоге он встречает своих старых приятелей, Деламарша и Робинсона, и оказывается в квартире богатой дамы Брунельды, которая находится на

верху многоэтажного дома в глухом предместье. Ведет к ней нескончаемая лестница – важный для поэтики Кафки образ.

 Издавна лестница считалась символом связи между различными вертикальными уровнями Вселенной, прежде всего – между небом и землей. В иудаизме и христианстве известна лестница Иакова, описанная в книге Бытия, первой книге Пятикнижия (Торы), Ветхого Завета и всей Библии. Согласно позднейшим представлениям, по этой лестнице с помощью ангелов передвигались и люди. Однако их путь был труден: они падали, вновь поднимались и снова падали, и никто не мог одолеть последнюю ступень.

Подобные лестницы между небом и землей есть в китайской, буддийской мифологии, исламской традиции и других религиях и верованиях.

Если говорить о героях Кафки, их жизнь, действительно, можно сравнить с восхождением людей по лестнице Иакова: каждая новая ступенька даётся все с большим трудом и никто не может дойти до конца. Лестница, по которой взбирается Карл, с одной стороны, является символом бесконечности его пути. С другой стороны, восхождение по лестнице связывается с понятием эволюции и символизирует удачу, знание, святость, совершенство. Карл – единственный из романных героев Кафки, кому

писатель готовил легкий конец. В последних главах романа Карл поднимается по лестнице дважды: в квартиру Брунельды и на помост к своей знакомой Фани, переодетой ангелом. Последнее особенно символично, и можно предположить, что для героя «Америки» лестница в небо все-таки закончилась, что он смог переступить последнюю ступень.

В квартире Брунельды Карл оказывается в самом настоящем плену, в котором его держит по воле хозяйки Деламарш. Он не может выйти, так как дверь заперта на ключ, но и в комнате ему находиться можно лишь изредка, когда разрешает Брунельда, поэтому обитает Карл, в основном, на балконе.

Отчасти герой даже рад этому, здесь он чувствует себя намного лучше, чем в помещении, и неудивительно, ведь на балконе он ближе к открытому пространству. Однако путь на свободу отсюда все равно только один – через комнату. Но войти туда можно только с разрешения хозяйки, значит, пути нет, и герой оказывается в замкнутом круге, квартира Брунельды становится настоящей тюрьмой.

Идеальным домом для Карла по-прежнему остается его дом в Европе, о котором он вспоминает в седьмой главе: «Как же тихо было дома! Как редко заходили к ним в комнату чужие люди! Ещё совсем маленьким Карл очень любил смотреть, как мама вечером запирает дверь их комнаты щелкающим поворотом ключа». (C. 292). Надежность, тишина, право на одиночество, право распоряжаться дверями, за которыми укрываешься, – вот о чем мечтает Карл. Однако всё это осталось где-то за границами романа, в мире Кафки ему нет места.

Выход Карла на открытое пространство происходит в самом конце романа. Увидев объявление о

приёме на работу в театр Оклахомы, он отправляется в Клейтон. Вероятно, Кафка выбрал этот город не случайно, вновь вовлекая читателя в игру с географией, ведь в Америке больше 10 населенных пунктов с таким названием. Стоит ли говорить, что ни одному из них не подходят описание и координаты, данные писателем?

Что же скрывается под вывеской Театра Оклахомы?

Сам Кафка писал в дневнике о невиновности Карла Росмана и его легкой смерти: «Россман и К. (герой романа «Процесс»), невинный и виновный, в конечном счете оба равно наказаны смертью, невинный – более легкой рукой, он скорее устранен, нежели убит». Карл  вообще персонаж весьма симпатичный: добрый, отзывчивый, трудолюбивый, целеустремленный, чего не скажешь о героях двух других романов Кафки, поэтому читателю тоже хочется верить, что его история закончится не так плачевно, как процесс Йозефа К. Оказавшись в Клейтоне, Карл видит переодетых ангелами женщин, которых, как мы узнаем позже, через два часа сменяют черти. Образы ангелов и чертей – это, конечно, явная аллюзия на ад и рай, и то, что Карл попадает именно в «смену» ангелов, может означать как раз прощение и освобождение. Глядя на принятых на работу, герой задается вопросом:

«Что же это за неимущий, подозрительный сброд, ради которого столь пышный приём и вообще все эти хлопоты?». Однако если вспомнить известное библейское изречение «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царство небесное», ответ на этот вопрос напрашивается сам собой.

Театр Оклахомы практически безграничен, однако здесь эта характеристика не несет негативной окраски, как в случае с виллой Полландера или кафковскими коридорами, а лишь гарантирует, что место в театре найдется каждому. Где же ещё могут пообещать такое, если не в потустороннем мире?

И, нако

нец, директор и его помощник, которые принимают окончательное решение о приеме на работу, восседают на судейской трибуне. В связи с этим, действительно, невозможно не вспомнить такие понятия как Страшный суд и Судный день.

Подводя итог, хочется привести слова исследователя Нобла: «Кафка, несомненно, затрагивает проблемы веры, взять хотя бы постоянные поиски истины его героями, но проблемы эти едва ли можно систематизировать». И далее: «Даже если всем его главным героям не достает специфической религиозной манеры существования, в конце концов, все они пытаются решить глобальные религиозные вопросы вины, греха, страдания,  гонения, наказания, проклятия, милости, спасения, свободы и проблему высшего мирового закона».

С этими утверждениями трудно спорить, и надо думать, в изображении Театра Оклахомы отразилось и религиозное сознание Кафки, и его склонность к аллегориям и обобщениям, и желание легкого конца для своего героя. И, хотя роман является незаконченным, хочется верить, что Карл Росман после многочисленных скитаний в поисках себя и гармонии с окружающим миром наконец нашёл счастье.